Все ошибаются. Когда-то я считала, что Горалик невероятно права со своим "Те, кто любили нас – ничему нас не научили. Нас всему научили те, кто нас не любили". Я разложила теорию на запчасти, и по всему выходило, что жизнь именно такова. Но теперь я точно знаю, что это не так. Денис научил меня бОльшему, чем все мои самые любимые-невзаимные вместе взятые. И, что еще важнее, до сих пор учит. Практически каждый день. Самое мое большое желание последних пары дней - чтобы он был счастлив. И еще научиться правильно показывать, на чьей я стороне. Вернее - что я всегда на его стороне. Это важно, потому что у него же как-то получается что-нибудь сказать или сделать, какую-нибудь незначительную на первый взгляд мелочь, но сразу становится ясно, что он - всегда на моей. У него получается, а я бестолочь. Угораздило же связаться с чертовым интровертом
Сколько бы раз я ни повторяла себе, что главное - это никакой вот жалости только, пожалуйста, к себе. Сколько бы я себе это ни писала на зеркале в районе лба. Все равно иногда не срабатывает: сижу, вот, расклееныш, смотрю сопливый, но такой трогательный сериальчик "9 месяцев" и думаю, что мне бы вот шоколадку еще...
Иногда мне кажется, что девочка внутри меня, которой нравилось спать до полудня и смотреть на закат с кирпичной стены под колокольный звон - она сидит теперь где-то среди облаков и все чаще болтает ногами мне оттуда. Уже даже рукой не машет. И мне очень грустно от всего этого.
Проблема лишь в том, что от второй девочки, твердо стоящей на земле, я получаю неимоверное удовольствие. Я не хочу ее менять даже ради той, воздушной. Или все будет хорошо, Или в одно прекрасное утро окажется, что я спалила уже всю себя и последнее время живу на автомате, а вот теперь пришла пора лечь и сдохнуть.
Сегодня побывала в удивительном месте. Думала, таких уже нет на земле, но, оказывается, есть. Ресторан, в котором тебе сначала приносят заказанную еду, а потом минут через 10 столовые приборы. Восхитительно, правда?
Это только в кино так: важный момент - па-ба-бам, музычка, красивый видеоряд, может быть, даже смена сезонов, чтобы наглядно продемонстрировать "прошел год" - важный момент. Только в кино.
В жизни из точки А в точку Б приходится ковылять по болотным кочкам, раз за разом принимая множество маленьких, каждодневных, утомляющих решений, и никакой быстрой перемотки. И никто не скажет тебе, как лучше. Никакого доброго волшебника в голубом вертолете нет, не было и не будет, а если ты и позволишь кому-нибудь взвалить на себя груз твоих проблем и выборов, то какое-то время будет, конечно, легче, но потом - обязательно - будешь жалеть до кровавых слез, потому что окажется, что у него была какая-то своя точка Б и из этой Б в твою собственную Б пилить и пилить по уши в вонючей жиже наугад без компаса. Просто помни об этом, девочка.
Моя точка Б так далеко, что иногда ее даже не видно. И я, кажется, совсем заблудилась среди этих болот, потерялась, разбила лоб и скоро сяду умирать. Самое страшное для меня в отношениях с давних пор - это остаться одной. Когда на тебя сваливают весь груз решений и ответственности. Когда считают тебя сильнее, чем ты на самом деле есть. Когда однажды ты бежишь к человеку со своим "тяжело и страшно", а на последнем шаге заглядываешь в глаза - и давишься словами. Вчера я все это ощутила с давно и - я так надеялась - навсегда забытой остротой. И так стало ужасно, что я разревелась прямо на том перекрестке, и наговорила глупостей, и едва их не наделала, но, слава богу, вроде бы обошлось. Вот только я до сих пор в себя вернуться не могу, разломалась совсем.
Глядя на нас и на многих знакомых, я начинаю думать, что потрясающее умение становиться крепче и цельнее перед лицом проблем, оно не дается без боли и крови, оно вырабатывается синяками и шишками, скандалами и проигранными боями; другое дело, что все эти бои могут быть или где-то в прошлом, с другим человеком и в других отношениях, из которых пришел бесценный опыт, или здесь и сейчас, но тогда партнер не застрахован ни от чего вообще. Если быть честной, чертовски хотелось бы, чтобы мне достался первый вариант, но не судьба. Тогда пожалуйста, дяденька боженька, пусть это все будет хотя бы не зря.
Двоечка переползла на троечку - всего-то делов. Но воздух мне в обед пах бесконечной весной, отчаянно смелой уже, задиристой, совсем не той тихоней, которая целовала в выбившуюся из-под шапку челку пару недель назад.
Был бы жив плеер - в нем бы жили Земфира и Пинк, ну и еще какие-нибудь заводные женщины.
До весны осталось всего ничего; мы лежали сегодня в темной комнате, обнимая друг друга - и я чувствовала, как эта зима свинцовой тяжестью накрывает обоих. не только меня. когда я чувствую, что ему тяжело, больно или страшно, мне всегда хочется плакать и стоит больших усилий себя сдержать. сегодня я не расплакалась потому, что послезавтра уже весна. пусть календарная, но от этого факта, одного только этого факта мне становится легче. мы почти перезимовали.
Удручающая ситуация: ассортимент магазинов нижнего белья или мне не нравится, или нравится, но в полосочку, или нравится, но вызывает ассоциацию "уютненько", а не "секс". Чувствую себя старой девой-размазней, чем спасаться, куды бечь, что во мне сломалось вообще?
Вчера ночью у меня как раз был такой приступ; не то, чтобы я могла причислить нас к "изнутри-крепким", мы еще только растем и покрываемся слюдянистой броней, черепашьим панцирем, от которого потом можно будет бесстрашно отламывать кусочки на затейливые гребни для волос. Но вчера я именно так и ревела, сначала на улице, оставляя черные разводы туши на красных варежках, а потом в ванной, бессильно ткнувшись в зеркало лбом.
А сегодня у меня горло болит так, что разговаривать могу полчаса, пока действует таблетка или исландский этот мох, и температура - и за все это меня выгнали с работы болеть до среды; и мужчина мало того, что встретил, первым делом потащил в аптеку за полосканиями для горла, а потом в магазин за лимонами, и я вдруг подумала, что это не тоска вовсе, а зима просто дурацкая. Скорее бы закончилась уже, а то сколько можно-то?
Столько происходит всего, хорошего и плохого, что переплетается в тугой комок разноцветных колючих ниток, чистая шерсть, самая кусачая в мире. Я запрещаю себе акцентировать внимания хоть на чем-то из происходящего, запрещаю давать имена и определения тому, что чувствую, потому что, кажется, все названное мгновенно превращается в кислоту и проедает во мне дыру за дырой.
В этом феврале я смотрю увлекательное автобиографическое кино, наблюдаю со стороны, молчаливая девица в шарфике посреди первого ряда в темном зале заштатного кинотеатра; я проанализирую все это когда-нибудь потом, когда минует опасность сойти от всего этого с ума. Я запретила себе хоть сколько-нибудь задумываться в тот момент, когда поймала себя же на том, что почти шагнула с платформы под прибывающий поезд; поймала, отдернула, обругала и поняла, что не знаю, как дальше жить. Я вижу вдалеке очень четкую картину, но это уже следующая серия, а вот как дожить до нее, добраться сквозь оставшиеся 2\3 первой... Я не знаю.
Все, что я позволяю себе чувствовать - это нежность, пронзительная, бесконечная нежность, как от "Океана Ельзы".
Доехать от офиса до дома на такси стоит 15 000; Я отработала очередные 12 часов, мужчина по телефону гонит меня спать, а я что-то вот сижу и ни спать не могу, ни не спать.
Я тут пишу иногда - про таксу, про то, как лучше делать и не делать, но хорошо бы всё-таки различать, когда речь о любви, а когда обо всех остальных наших сладостных играх, какие мы ведём в эсэмэсках и письмах, флиртуя, засыпая в одной постели, расставаясь. Вся гамма, от лучезарной влюблённости, до фиолетового слова «отношения», связанная с любовью точно так же, как свет от лампы в гостиной, видимый из детской, когда засыпаешь. Ты ещё не совсем дорос до шпингалета, и вообще в голову пока не приходит запираться, поэтому между дверью и косяком папа зажимает свёрнутую газету, которая от сквозняка вдруг начинает сползать с шорохом – не очень медленно, но и не быстро, - и дверь открывается, виден коридор и немного света, падающего из соседней комнаты, где собралась твоя неспящая семья. И тут есть много приятных возможностей – сделать крышу из одеяла, под ней отвернуться к стене и заснуть, или, имитируя взрослую сварливость, крикнуть «закройте, дайте поспать», или усесться в постели тёплым коконом и блестеть в темноте глазами, ожидая, когда кто-нибудь пройдёт мимо и найдёт тебя. Но совсем нет выбора, когда ты уже вышел под яркую чешскую люстру и ослеплённо щуришься, переминаясь, наступая на длинные пижамные штаны, их на ночь подвернули, а они развернулись и сползают. И уже не важно, отнесут ли тебя в кровать на руках и посидят немного, пока заснёшь, или просто засмеются, или шикнут с нарастающим раздражением, – ты уже придавлен этим светом, под который осмелился выбраться, и твоё дело теперь только стоять и любить их (с)